Часа через два привезли в деревню, построили и провели аппель. Было около полудня, нас покормили и отправили в барак с охраной. Ещё часа через три опять построили. Там уже были хорошо одетые немцы, и местный помещик сказал им, что они могут осмотреть нас. Фермеры подходили к каждому, осматривали, ощупывали и заставляли показывать зубы.
Сашка обратил внимание на женщину, которая сразу стала засматриваться на него. Она была в тужурке и в брюках, которые были заправлены в сапоги, на вид от тридцати до сорока. Она прошлась и осмотрела всех. Затем она подошла к помещику и показала палкой на Сашку и другого пленного. Ему было двадцать два года и его называли Серым, клички ко многим прилипли. Он был из-под Москвы, но Сашка его плохо знал.
Она позвала нас подойти к столу с бумагами, где сидел ефрейтор из охраны. Он сказал назвать свои номера и нашёл наши бумаги. Потом показал где расписаться. Тут же хозяйка расписалась, что забирает нас. Ефрейтор дал ей наши бумаги и сказал идти с ней.
Хозяйка была среднего роста, шатенка, стройная, большие глаза и нос. Но большой нос её не портил. Мы подошли за хозяйкой к фаэтону, рядом с которым стоял кучер. Она сказала, что его зовут Доминик, он поляк. Потом хозяйка, указав на меня сказала, — Алекс, — а на Серого, — Серж. И предупредила, чтобы друг к другу обращались только так, а к ней можно обращаться фрау Катрин. Мы сели в фаэтон и поехали…
Сашка ехал и думал, что впервые его везут по Германии не как скотину, и у него снова есть имя, пусть и не его. Фаэтон не спеша ехал по дороге. Кругом были поля и хутора. Пели птицы. Сашка с наслаждением вдыхал воздух и про себя благодарил Господа Бога за спасение.
Ехали около часа, свернули с дороги и через минут двадцать въехали на ферму. Нас встретили две женщины и двое детей. Дети были хозяйские. А женщины — гувернантка и прислуга. Гувернантка Хельга была возрастом, как хозяйка, такая же стройная, и ходила с видом хозяйки дома. Можно было подумать, что это сестра, но видно было, как она услужлива хозяйке. А прислуга Петра была молодой улыбчивой девушкой, не старше семнадцати. Она была единственная в этом доме, кроме детей, кто вызывал добрые чувства…
Хозяйка обняла детей, дала команды женщинам и они ушли. Нас с Сержем она позвала с собой, и мы прошли за ней на веранду. Она села, но нам сесть не предложила. Тут подошла пожилая женщина и села рядом. Они с хозяйкой были похожи даже носами, и было понятно, что это мать хозяйки.
Хозяйка говорила медленно, чтобы мы её поняли, — Это мой дом. Мы жили здесь с моим мужем Куртом, который погиб на войне. До вас тут работали поляки, но их перевели в вольнонаёмные, и они ушли работать на фабрики. Доминик тоже теперь вольнонаёмный, и я его наняла управляющим. Слушайтесь его. Я буду смотреть за вами, и за любое нарушение вас ждёт лагерь. К нам обращаться можно фрау, а к прислуге фрейлейн. Это всё. Идите к Доминику…
Доминик был коренастый мужчина под пятьдесят. Когда мы пришли, он как раз возился в конюшне. Мы спросили, что нам делать, и он сразу стал командовать. Причём всем видом показывал, что мы скоты. Он сказал, что понимает русский, но будет с нами разговаривать на немецком, так как на польском мы не понимаем. Это надо было переварить. И мы рассудили, что он ненавидит всё русское.
Видно было, что ему нравилось гонять нас, ведь он сам недавно был рабом. То, что он понимал русский, пригодилось. Некоторые вещи мы не понимали, и ему пришлось объяснять на русском. Спали мы в пристройке. Там стояли две кровати, стол и два стула. Подушка и матрац были набиты соломой. Доминик жил в доме и очень гордился тем, что у него была отдельная комната…
Работа была такая же, как в деревне — посадка, сенокос, уборка и молотьба, уход за лошадьми и скотиной, иногда по дому что-нибудь надо было сделать. Но появилось свободное время, не было охраны и аппеля. Обедать нам накрывали отдельно, но кормили хорошо. Отходить от дома можно было не дальше, чем на сто метров. Раз в неделю приезжал полицейский и спрашивал хозяйку, как мы себя ведём. Потом мы расписывались в его журнале, и он уезжал…
В пристройке только спали, а общались во время работы. Но Сашке было интересно, и он спросил перед сном соседа, — Почему Серый?
Серый ответил, — В деревне Руслан сказал, что имя не для лагеря. И после меня стали называть Серым. Да и мне это нравится…
Сашка стал замечать, что хозяйка больше следит за ним, чем за Сержем. Да и Серж с Домиником это тоже отметили. Серж пошутил, что она увидела в Сашке вора. А Доминик сказал, что, видимо она что-то знает про него…
По выходным женщины с детьми ездили в церковь, в городок Клётце, и Сашка с Сержем оставались одни. Серж только запрягал гнедого в фаэтон, а за кучера садился Доминик. Из Клётце привозили иногда Сашке с Сержем одежду, не новую, но для работы в самый раз.
И вот как-то в августе после церкви Доминик сказал, что берёт расчёт у хозяйки. Мы стали спрашивать почему, а он сказал, что из-за русских свиней поляки теряют хорошую работу…
Продолжение — Глава 11. Фрау Катрин.