В каждом вагоне был конвоир. На станциях из вагонов не выпускали. Давали только воду и на всех буханку хлеба утром, днём и вечером. Станции были Берлин, Франкфурт, Познань, Варшава. Было понятно, что везут домой. Но почему под конвоем? Несмотря на это, настроение было у всех хорошим, что едем домой, и мы пели Наш паровоз, Три танкиста и другие советские песни.
Через два дня ночью поезд остановился, и дали команду выходить строиться. Мы построились и увидели надпись Брест на русском языке и советские флаги. Все начали громко выражать свою радость, что уже на нашей советской земле и что скоро будут дома. По бокам строя встали конвоиры и дали команду, – Шагом марш! Отвели на охраняемую огороженную поляну.
Утром пришёл офицер и сказал, чтобы те, чьи фамилии он зачитает, выходили строиться. Он зачитал фамилии Ожегова и Соснина, а Беляков остался на поляне. Нас построили и повели под конвоем. Беляков подошёл ближе и помахал рукой. И Сашка подумал, – Попрощался? Он что, раскаялся в содеянном?
Нас опять привели на вокзал и дали команду, – По вагонам! После Бреста пошли наши станции Барановичи, Минск, Орша. Деревни представляли собой обгоревшие руины, а в городах те немногие здания, которые уцелели, выглядели почерневшими от горя. Картина была жуткая, особенно после цветущих садов Германии. Настроение упало. Мы некоторое время махали, увидев наших людей, но нам в ответ никто не махал. И мы перестали махать.
В Смоленске мы услышали, – Смотрите! Изменников везут. – После этого Сашке стало понятно, и почему конвой, и почему на станциях не выпускают из вагонов.
– Значит, не простили, значит не домой. Счастье Белякова, что он остался в Бресте, – Сашка сейчас был готов его убить.
Сашка думал, – Ну, допустим, меня не простили за то, что, как говорил Беляков, я спутался с немчурой, с классовым врагом. А за что Соснина? Да и Белякова держали под конвоем. Похоже, что ему его правда не очень помогла. И самое страшное то, о чём предупреждал Семён, Татьяну лишат пособия, и она будет женой предателя. А как же мама и Аня? Как же теперь доказать, что не предатель?
Теперь ехали с угрюмыми серыми лицами. Уже проехали Москву, Казань, Челябинск, а нас всё везли и везли куда-то. На четвёртый день пути началась степь. Бескрайнее поле до горизонта. Днём задыхались от жары и вода быстро закончилась. Стали просить воды, но нам не дали. Конвоир сказал, что воды нет, потом достал фляжку и отпил. Ночью поднялся холодный ветер, который пронизывал вагон так, что пробирало до костей, но в теплушке не было буржуйки.
Утром поезд встал, открыли вагоны и сказали строиться. Вагоны были оцеплены автоматчиками. Появились конвоиры с собаками и встали по бокам строя. Дали команду, – Шагом марш!
Вывели на просёлочную дорогу и по ней шли километров двадцать. Только к полудню впереди появились вышки лагеря, а затем стали видны бараки-землянки. Завели и сказали построиться в два шага друг от друга. Когда построились, сказали выложить всё содержимое мешков перед собой и раздеться полностью. Пошли по рядам проверяющие. Осматривали всё, брезгливо брали и трясли вещи. Забирали острые предметы и всё, что им понравится, со словами, – Вам это больше не понадобится.
А Сашка стоял голый и думал, – Что это? Всё это уже было там в плену. Неужели опять придётся пережить весь этот лагерный кошмар? От хорошей жизни я стал забывать Бога. Я перестал молиться. Вот мне и наказание.
После осмотра вещей сказали одеться и собрать вещи. Перед строем с речью выступил начальник лагеря. Он сказал, – Вы прибыли в Карагандинский исправительно-трудовой лагерь. Сокращённо Карлаг. И своим хорошим трудом должны искупить вину перед Родиной. Да здравствует генералиссимус Сталин, великий вождь и полководец советского народа!
Потом расселили по баракам. На следующий день провели инструктаж, и началось обучение работе в угольной шахте. После нескольких дней обучения Сашка уже представлял, что такое шахта и процессы добычи угля. Сашку и Володю зачислили в одну смену работать в штреке с более опытными вольнонаёмными и набираться опыта. Их водили под конвоем на работу и с работы.
Сашка узнал, что Карлаг состоит из многих отделений. И есть отделение АЛЖИР, сокращение от названия Акмолинский лагерь жён изменников Родины. Только не это. Сашке страшно было даже подумать об этом, и он надеялся, что Татьяну избавят от этой участи.
Первый день в шахте Сашка не забудет никогда. Сначала в раздевалке надели брезентовую спецодежду и тяжёлые сапоги. В кладовой получили защищённую сеткой аккумуляторную лампу и металлический резервуар, самоспасатель. Зашли в клеть. Было страшновато. Раздались звонки, и клеть полетела вниз. Было небольшое ощущение полёта. По бокам мелькали сырые стены. Это продолжалось долго, и Сашка перестал смотреть на стены, чтобы не кружилась голова. Потом клеть мягко остановилась, и было небольшое ощущение прижимания к земле. Выходя из клети, попали под струйки воды, стекающие по стволу клети.
Сашка первый раз шёл по штреку глубоко под землёй, и многое было интересно. И трудно было не реагировать на туда-сюда проносящиеся вагонетки с углём, с породой, с лесом. Сашку дали в помощники опытному горняку и так начались его трудовые дни в шахте. В штреке работы всегда много. Он делается высоким, чтобы люди лбы не расшибали. Тут и уголь надо выбирать и породу. И рельсы настилать для вагонеток и электровозов. И поддирку делать, чтобы поддувающая почва, не корёжила откаточные пути и не ломала крепления.
Потом Сашку поставили навалоотбойщиком в забой. А забой – это уже добыча угля. От навалоотбойщика зависело выполнение нормы. Лавы, полоски угля были разные, и в некоторых лавах выполнить норму было тяжело. И туда ставили работать заключённых. Если норму выполнить не успевали за смену, то заключённых заставляли работать дополнительно ещё три часа. В результате заключённые работали по 11-12 часов в смену. А если лава становилась хорошей и заключённые начинали перевыполнять норму, то десятник записывал это перевыполнение на вольнонаёмных.
Работа была тяжёлая. Добывать уголь в узких лавах приходилось на четвереньках и ползком. А при плохом кормлении силы быстро таяли. В немецком лагере тоже плохо кормили, но там не было такого холода. Сашка с трудом пережил зиму 45-46 года. Наружные двери в бараке никак не хотели закрываться. Из-за этого в бараке была постоянная сырость и холод.
В январе сорок шестого с Володей Сосниным случился несчастный случай. Во время работы вдруг отвалился пласт породы. Володя не успел отскочить, и пласт упал рядом, сильно ударив ему руку. Ему наложили гипс и сказали пока не работать. Находясь в сыром холодном бараке, он через неделю простыл и страшно кашлял. Врачей не хватало, лекарств не было. Ему становилось всё хуже и хуже. Скоро он стал кашлять так, что харкал кровью.
Сашка у надзирателя стал требовать, чтобы срочно вызвали врача. – Что вы творите? Немцы так не издевались.
Надзиратель только усмехнулся. – Это потому что для немцев вы были свои, а здесь – изменники.
Но врача всё-таки вызвали. Он пришёл, послушал больного и сказал, что его повезут в санитарную зону.
Вскоре за больным приехал автобус с санитаром. Вокруг Володи Соснина перед отправкой собрались попрощаться все товарищи по бараку. Его уважали за справедливый и твёрдый характер. Он сказал Сашке, тяжело дыша, – Дай руку. – Сильно сжал её и посмотрел в глаза, – Поклянитесь, что несмотря ни на что, вы переживёте Сталина.
Сашка сначала опешил, но потом, глядя больному другу в глаза, сказал, – Клянусь.
Володя каждому жал руку, смотря в глаза. И каждый сказал, – Клянусь.
Они вышли из барака. Володя попрощался, сел в автобус и уехал. Сашка махал ему вслед и думал, – За что же тебя так наказывает судьба?
В следующую зиму 46-47 года у Сашки стало сильно болеть правое колено. Он ходил на работу хромая и превозмогая сильную боль. Когда ложился, боль утихала. Но только стоило опять начинать двигать ногой, как нестерпимая боль пронизывала колено. А надзиратели ему не верили и гоняли на работу. От нестерпимой боли у Сашки уже возникала мысль сунуть ногу под вагонетку. Но клятва, данная им Соснину, останавливала. Он нашёл какую-то палку и стал её использовать как трость. Надзиратели разрешили ему ходить с палкой…
Продолжение – Глава 16. Предатель.