Ехали часа три, может четыре. Привезли в деревню и построили. Были видны фермы, загоны для скота, конюшни и хранилища. Из большого дома вышел помещик в жёлто-зелёной одежде со свастикой на рукаве. С ним был переводчик, который его представил. Помещик произнёс речь о великой Германии и сказал, что работать нужно много и хорошо. А кто будет плохо работать, того отправят обратно в лагерь.
Отвели в охраняемый барак, огороженный колючей проволокой. В бараке была буржуйка, и её топили угольными брикетами. Дали один день отдыха. Кормить сразу стали хорошо, три раза в день. Мы все с голодухи объелись и заболели. Чтобы мы поправились, нам дали ещё один выходной…
На следующий день привели в ангар. Там были сложены снопы. Немцы не молотили в поле колосья, а связывали в снопы и складывали в ангар. А зимой, когда полевые работы заканчивались, у них начиналась горячая пора молотьбы. Подавали снопы в молотилку, подставляли мешки под лотки, чтобы зерно не просыпалось, а потом заполненные мешки складывали в другом конце ангара. Ангар заполнялся пылью, дышать было нечем. А надзиратель только орал, – Русс, шнель, шнель. Потом мешки грузили в грузовики и их увозили.
Здесь не было капо, а за надзирателей были охранники. Они не били, а только орали. У нас был бригадир, который понимал немецкий. Местные говорили, что делать, а он переводил. И мы, привыкшие в лагере делать всё бегом, старались. Нас хорошо кормили, мы мылись после работы, и это уже вселяло надежду выжить. В католическое Рождество никто не работал, и мы тоже не работали…
Так наступил 1942 год. Кроме молотьбы возили корм скоту и чистили навоз. Работали по двенадцать часов. Работа шла в любую погоду, независимо от дождя и снега. Поэтому приходили в барак сильно уставшие, и некоторые простывали и кашляли. Но лекарств не было, и отогревались около буржуйки. Одежда не успевала до утра просохнуть, а на работу гнали даже больных. От лагеря отличалось только тем, что хорошо кормили. Отдыхали только в католические праздники, когда никто не работал. Сашка понял, что это было хозяйство, типа нашего колхоза. А пленных пригнали, так как местные не справлялись. У них ведь тоже мобилизовали мужиков на войну.
Сашкины пантины быстро пришли в негодность, и бригадир выдал ботинки. Старые одежду и обувь приносили местные, и бригадир выдавал, кому было необходимо. Требование оставалось только к надписи OST…
В бараке сразу поделились на группы. Молодые общались между собой, а кто постарше между собой. Молодые отъелись, и некоторые почувствовали силу. Был в бараке среди молодых парень, по виду южанин, его звали Руслан. Говорили, что он из-под Горького. Сначала он стал давать молодым клички, и по кличкам к ним обращался. На это не обращали внимания, а вот потом он с одним поменялся кофтой, потом с другим ботинками. Всё получше себе забирает. Бригадир ему сделал замечание, а он ему, – Никто не жалуется. Твоё какое дело?
Мой сосед по нарам Володя Соснин, коренастый мужик из-под Новосибирска подошёл к нему, – Посмотри туда. – и показывает на нас. – я их остановил пока, но они очень хотят сделать тебе больно. Не надо чужие вещи брать. Ты веди себя хорошо, ладно?
– А за бузу не боитесь обратно в лагерь? – А все скажут, что ты бузу и начал. И в лагерь поедешь ты.
После этого в бараке был порядок. А Сашка думал, – Как бы не воспитывали человека, но стоит начать относиться к нему, как к скотине, так он сразу в скотину и превращается…
Потом была посевная и сенокос. Сашка всё время старался запоминать немецкие слова, когда понимал их значение. Он повторял их по несколько раз. Иногда спрашивал бригадира и он объяснял. Так постепенно его словарный запас рос.
В один из дней после работы на аппеле не досчитались двоих. Побег. Нас закрыли в бараке и не давали есть. Бежавшие были земляки и держались вместе. Один был Сашкиного возраста, а второй совсем мальчишка, лет восемнадцать. Наверное, спрятались в стоге. Начались допросы. Вызывали по одному. Очередь дошла до Сашки. Спрашивали, кто ещё собирается бежать. Били не сильно. Кто будет потом работать, если покалечат. Но сказали, если узнают, что не доложил о побеге, то отправят в лагерь.
Сашка думал, что они, наверное, знают, куда бежать, чтобы не поймали, раз решились на побег. Он понимал, что на сотни километров местные немцы, и они не пощадят, поесть не дадут. А на воровстве всё равно попадёшься…
Через два дня построили на аппельплац. Охранников построили напротив. Местные тоже собрались. Двое охранников привели двух изуродованных человек с завязанными руками сзади. Мы не сразу узнали сбежавших. Вместо лиц было месиво, одежда изодрана и в крови. Стало понятно, что их травили собаками и били. Пришёл помещик в жёлто-зелёной форме с переводчиком. Сказал речь, что так будет с каждым, кто посмеет бежать, и объявил приговор, – Расстрелять.
Их повели за ферму. Старший крикнул, – Прощайте товарищи!
А младший шёл и смотрел на нас такими глазами, словно молил прощения, или просил спасения. А мы ничего не сделали, стояли и смотрели. Понятно было, что старший подбил мальчишку с ним бежать. Жалко было его, и всем было страшно. Больше мы их не видели…
На следующий день опять погнали на работу. После сенокоса началась уборочная. Вязали в снопы рожь, пшеницу, ячмень и лён. Потом уборка картофеля, свеклы, моркови, брюквы и капусты. Когда уборка закончилась, возили навоз на поля с ферм и расстилали по полям и опять молотьба…
В начале 1943 года Сашка уже немного понимал на немецком языке и даже мог немного говорить. Он слышал, как в феврале местные стали говорить о поражении немецких войск. Мы радовались, что есть надежда на освобождение из рабства. И между собой шёпотом, чтобы не злить охрану, часто стали произносить “город Сталинград”…
Весной утром на аппеле сказали построиться отдельно тем, кто понимают приказы на немецком, и тем, кто не понимают. Бригадир осмотрел строй и двоим сказал перейти в другой строй, так как они плохо понимали команды на немецком.
Помещик объявил, – Вы хорошо работали и понимаете приказы на немецком языке, поэтому заслужили работать у фермеров (бауэров). Это большая честь, оправдайте её. Вы должны полностью подчиняться бауэрам и выполнять все их приказы. На кого будут жалобы, будет отправлен в лагерь. И предупреждаю, что вы всё равно остаётесь пленными и числитесь в лагере. Поэтому за побег будет смертная казнь.
Потом повернулся к другому строю, – А вы старайтесь работать ещё лучше, и выполнять норму. Завтра на их место приедут новые работники из лагеря. Бригадир, отправляйте их работать.
И другой строй ушли работать. А нашему строю в восемь человек дали приказ сесть в кузов автомобиля и повезли…
Продолжение – Глава 10. На ферме.